Исходная избыточность энграммы связана с явлениями так называемой афферентной и эфферентной генерализации. Такая первоначальная генерализация условного рефлекса, выражающаяся в том, что «обобщенная» деятельность организма возникает в ответ на чрезвычайно широкий круг внешних воздействий, нередко квалифицируется как его «незрелость», несовершенство. По мере дальнейшего упрочения рефлекса последний становится все более специализированным, «точным» и поэтому более совершенным. Такая оценка лишь частично справедлива. Дело в том, что первоначальная «обобщенность» условного рефлекса, представляющая собой внешнее выражение избыточности энграммы, имеет большое и бесспорное приспособительное значение.
Генерализация рефлекса — это воплощение «энграммы-прогноза»: детерминирующую роль на этом этапе жизни рефлекса играет достаточно широкий круг внешних воздействий, каждое из которых с точки зрения организма может быть посредником- сигналом в достижении цели. Иными словами, на ранних этапах «жизни» условного рефлекса, сразу и вскоре после его выработки организм предусматривает возможность использования приобретенной информации в достаточно широком диапазоне различных (но более или менее подобных) ситуаций. Выработанный в одной ситуации, условный рефлекс может быть реализован и реализуется в другой ситуации — в этом-то и состоит адаптивное значение условного рефлекса. Дальнейшая афферентная и эфферентная специализация условного рефлекса — уточнение и сужение круга поводов для актуализации энграммы и более точная и «экономная» реализация заготовленной деятельности — возможно, в определенной степени связана с соответствующей реорганизацией энграммы.
И в данном случае специализация рефлекса выступает как следствие определенного прогноза: тот факт, что более или менее однообразные ситуации достаточно часто повторялись в прошлом, делает весьма вероятным повторение этих ситуаций и в будущем. Соответствующая реорганизация энграммы и является механизмом этого прогноза. Любой реальный (а не мифический) физиологический механизм, существуя во времени и пространстве, претерпевает определенную динамику, в той или иной форме отражающуюся в осуществляемых этим механизмом реакциях. Одной из форм этой динамики является неизбежное «изменение от употребления», т. е. наиболее общая (и элементарная) форма памяти. И на этом элементарном уровне «изменение от употребления» есть, с одной стороны, след осуществившейся деятельности, а с другой — «прогноз», предвидение будущих ситуаций, которые будут реализоваться с участием изменившегося от употребления данного физиологического механизма.
Но особенно очевидна несостоятельность попыток привлечения схемы «стимул—реакция» к объяснению высших форм поведения. Подчеркивая сугубо пассивный характер поведения, все особенности которого предопределяются свойствами стимула, эта схема представляет собой воплощение механистического детерминизма, принципиально неприложимого к детерминации поведения. В то же время действительное понимание целенаправленной активности поведения требует учета и оценки соотношений «активных» и «реактивных» составляющих поведенческого акта. Тот факт, что активная деятельность организма всегда сообразуется с текущей внешней ситуацией, означает, что программы этой деятельности в конечном счете представляют собой накопленную историю взаимодействия организма и среды. Иными словами, без «реактивности» нет и не может быть «активности» — не активности «вообще», а целенаправленной, содержательной активности.
Действительная диалектика имеющихся здесь отношений состоит в том, что любой произвольный поведенческий акт включает в себя «реактивные» компоненты — наличные или заготовленные впрок, а любой ответ организма на внешние воздействия всегда «активен», т. е. всегда содержит больше, чем может быть выведено из свойств внешнего воздействия и «сиюминутной» внешней ситуации.
По мере углубления и расширения отражательной деятельности мозга возрастает и степень отнесенности отражаемого к внешнему миру, а следовательно, и способность ориентации в этом мире. Ярким выражением этой отнесенности отражаемого к внешнему миру является хорошо известный поиск условных раздражителей-сигналов. В лабораторных условиях этот активный поиск проявляется, например, в том, что после поедания очередной порции пищи, предъявляемой вслед за световым раздражением, животное смотрит на электрическую лампу, облизывает ее и т. д. В естественных условиях поиск условных раздражителей инициирует и направляет двигательную активность. Но такой поиск и выбор возможен лишь в том случае, если отражение впоследствии запечатлеваемых внешних объектов носит адекватный характер. Условием же адекватности отражения является реализация принципа «отсутствия себя в своей среде» в мозговой деятельности, осуществляющейся в ходе отражательного процесса. Чем меньше физиологические мозговые процессы «вмешиваются» в собственно отражательную деятельность, чем меньше они «мешают» ей, тем полней, глубже, адекватней, «отнесенней к внешнему миру» воспринимаемые и запоминаемые объекты и события.
Лишь при определенном уровне организации физиологических процессов обеспечиваются условия отражения внешнего мира в соответствии с его закономерностями, безотносительно к тому, какое жизненное значение имеют или могут иметь воспринимаемые внешние объекты. Но в то же время это лишь часть более общего, масштабного процесса отражения. Объекты внешнего мира воспринимаются не ради восприятия — эти объекты воспринимаются в качестве посредников во взаимоотношениях организма и жизненно важных факторов среды (пищи, воды, полового партнера и т. д.). Способность воспринимать обезразличенный раздражитель (так, «как будто тебя здесь и нет») является главной предпосылкой использования этого раздражителя в качестве сигнала — посредника любого другого события, а следовательно, и сигнала предстоящей встречи с жизненно важным объектом. Именно обезразличенный раздражитель может приобрести любое значение, т. е. организм в ходе приспособительной деятельности может придать ему и закрепить за ним любое значение. В этом находит свое выражение активность организма, благодаря которой обезразличенный раздражитель отрицает себя — он вновь приобретает биологическую значимость и детерминирующую роль. В систему детерминант организм включил внешний раздражитель как одну из причин своих будущих целенаправленных действий.
Таким образом, формирование энграммы — это не просто фиксация следов каких-то событий, но и глубокая перестройка взаимоотношений организма и среды. Роль энграммы как фактора, детерминирующего активность организма, реализуется не только в том, что энграмма придает активности организма определенную направленность, участвуя в формировании его физиологической среды, но и в том, что энграмма в известном смысле перестраивает и сам организм. «Достраивая» себя за счет энграмм, организм превращается в новую целостность с новой системой детерминации.
Вычленяя из процессов взаимодействия собственно процессы отражения, живые системы используют отражение и его продукты (в виде следов памяти — энграмм) в текущих взаимоотношениях со средой и в прогнозировании будущих ситуаций. Это общее положение, являющееся основой различения процессов отражения в неживой и живой природе, находит убедительное подтверждение в современной нейробиологии памяти. Строго доказанная способность мозга к формированию стабильных, длительно сохраняющихся следов отражательной деятельности (независимо от их конкретной природы) обеспечивает участие накопленного отражения не только в последующих отражательных актах, но и в процессах управления взаимоотношениями организма и среды и внутренней средой организма. Высказанное в свое время А. А. Ухтомским положение о том, что организм, выработавший новый условный рефлекс, — это во многом новый организм, в свете современных научных данных может рассматриваться не только в функциональном, но и в структурном плане (ибо любой след памяти — это структурный след).
Выступая в известном смысле как овеществленное время, энграмма воплощает в себе детерминирующую роль времени в детерминации поведения. В.ходе формирования, т. е. при осуществлении текущих отражательных актов, и хранения каждая новая энграмма «обрастает» связями с другими энграммами, превращаясь, таким образом, в элемент системы, участвуя в системной детерминации деятельности мозга. Рассматриваемый под углом зрения проблемы «отражение и детерминизм», аппарат памяти в целом выступает как один из основных механизмов направленного избирательного отражения, оценки вероятной детерминирующей роли воспринимаемых воздействий. Аппарат памяти, формируя энграммы, в прямом смысле перестраивает мозг, модифицируя и обогащая таким путем последующие отражательные акты (и не только их!). Перестроившийся под влиянием накопленного индивидуального опыта, мозг все более направленно, избирательно и «содержательно» отражает внешний мир. По сути дела, текущее отражение реализуется накопленным овеществленным отражением. Включение же памяти в отражательную деятельность превращает отражение в узнавание.