* * *
В истории идеалистической психологии мы отмечаем чреватый немалыми последствиями факт: в начале XX столетия ведущие представители зарубежной психологии — Вундт, Титченер, Джемс — один за другим оставляют дуалистические позиции (главным образом Декарта и Локка, отчасти Канта) и открыто переходят на позиции махизма.
Махизм, превращавший ощущения в «нейтральные элементы», из которых будто бы соткан весь мир, явно был направлен против признания существования материального мира, независимого от сознания. Сперва могло показаться, что махи- стская точка зрения тем самым оправдывает неограниченные экспансионистские стремления психологии. Так это и получилось сначала, в частности, у Вундта, психологизм которого поглотил и растворил в психологии все общественные науки. Но вскоре обнаружилось, что, распространяя область психологии на весь опыт, махизм тем самым лишал психологию своей специфической сферы и, таким образом, привел к утрате психологией своего предмета. Такова оборотная сторона махистских установок в отношении психологии, которая начинает выявляться уже у Джемса. Она заостряется у неореалистов и прагматистов.
Не представляет особого труда документировать эти положения. Свои «Очерки психологии» Вундт начинает с указания на то, что в истории психологии преобладали до сих пор два определения понятия психологии. Согласно одному из них, психология — «наука о душе», согласно другому — «наука о внутреннем опыте», то есть содержании самонаблюдения или внутреннего чувства. Вслед за отрицанием первой, субстанционалистской, картезианской трактовки психики Вундт столь же решительно отвергает и вторую, локковскую концепцию. Он противопоставляет им по существу махистское положение о том, что и психология и физиология изучают один и тот же опыт, но лишь с разных точек зрения[1]. Роль, которую у Маха играют «нейтральные» ощущения, у Вундта выполняет его основное понятие «Vorstellungsobjekt», которое выдается им и за представление объекта и за объект этого представления. Используя двусмысленность неспроста введенного им термина, Вундт идеалистически сводит объект к представлению,
Поскольку естественные науки, по Вундту, стремятся отвлечься от субъекта, они имеют дело с опосредствованным опытом, а психология — с непосредственным опытом[2]. Из этого определения психологии и естественных наук как двух точек зрения на один и тот же опыт сейчас же делается вывод, не оставляющий никакого сомнения в том, какая из этих двух точек зрения является, по Вундту, основной и определяющей. Все преимущества отдаются Вундтом психологии. Естественные науки, как утверждает он, стремясь отвлечь опыт от субъекта, вынуждены ограничиваться лишь абстрактно выделенной частью его. Психология, поскольку она не должна отвлекаться от субъекта и всего того субъективного, что обычно «примыкает» к воспринимаемым объектам, «исследует, напротив, содержание опыта в полной его действительности», «всю конкретную действительность» (В. Вундт. Очерки психологии, стр. 6). Все общественные науки относятся им к числу «наук о духе».
Таким образом, своим определением психологии (и естествознания) Вундт, во-первых, субъективистски сводит различие объектов изучения к различию точек зрения и, во-вторых, утверждает чистейший психологизм в области общественных наук. Этим он с самого начала закладывает исходные теоретические предпосылки для своей «Психологии народов»[3].
В силу свойственного ему эклектизма Вундт не реализовал сколько-нибудь последовательно свою концепцию психологии как науки о непосредственном опыте в отличие от наук о природе, мыслящих опыт в отвлеченных понятиях. Сторонник «индуктивной метафизики», он быстро возвел над «непосредственным опытом» психологии свою метафизическую надстройку. Сведя материю к роли вспомогательного понятия о природе, Вундт признает такое же право на существование и за душой, рассматривая ее лишь как вспомогательное понятие психологии. Утверждая, что понятие субстанции утрачивает свою применимость по отношению к психологии в силу того, что предмет психологии определяется лишь точкой зрения на опыт, Вундт выдвигает для психологии в качестве коррелята субстанции категорию актуальности[4]. Эта последняя должна составить метафизическую основу для важнейших понятий его психологии — апперцепции и воли. Так на махистской по своей отправной точке основе начинает возводиться здание в стиле Лейбница.
[1] См. Wundt. Grundriss der Psychologie. I Aufl. Русский перевод с IX—X немецкого издания, М., 1912.
[2] Определение психологии у Вундта см. в «Очерках психологии» стр. 3—6, 276, а также в его «Grundziige der ptiysiologischen Psychologie», III, 1903, стр. 677 и сл., особенно на стр. 751 и след., и в ряде других работ («Naturwissenschaft und Psychologie», «ОЬег empirische und metaphi- sische Psychologie», «Die Definition der Psychologie», «Kleine Schriften»).
[3] В своей научной автобиографии Вундт отмечает, что еще с начала 60-х годов на передний план в его сознании все более выдвигалась психология народов как важнейшая часть психологии, венчающая все здание психологической науки. Психология народов помимо специально научного интереса имела для него и особое политическое значение. Основная задача заключалась, по собственному признанию Вундта, в возвеличении Германии и духовных ценностей немецкого народа, призванного якобы утвердить в противовес английскому утилитаризму чистый идеализм. В частности, достижения немецких исследователей в области сравнительного языкознания используются Вундтом как аргумент против посягательств на немецкие колонии. Эти научные достижения должны, по его мысли, доказать культурную миссию Германии в африканских колониях. Те же основные тезисы «Психологии народов» — об определяющем влиянии духовных, культурных благ в жизни народов — имеют для Вундта определенное отношение и к вопросам внутренней политики. Опираясь на эти тезисы, он осуждает классовую борьбу, объявляет ее главной причиной поражения Германии в первой мировой войне и одобрительно отзывается о послевоенной политике немецкой социал-демократии.
[4] См. В. Вундт. Очерки психологии, стр. 276—277.