Исходные философские проблемы теории ощущения неразрывно связаны с проблемами детерминации деятельности «органов чувств» [1] и их продукта — ощущения. В этом нетрудно убедиться. Стоит только обратиться хотя бы к давнишним и не утратившим и ныне своего значения рассуждениям И. Мюллера. Мюллеровская трактовка специфической энергии органов чувств привела к «физиологическому идеализму» именно в силу того, как она решала проблему детерминации. Согласно этой концепции, ощущения — это отправление органа чувств, целиком детерминированное изнутри; раздражитель собственно выключается из детерминации ощущения, он лишь вызывает разрядку специфической энергии органа чувств, которая и выражается ощущением. В своем «Курсе физиологии человека» И. Мюллер писал: «Одна и та же внешняя причина вызывает разные ощущения в разных органах чувств в зависимости от их природы». Этим Мюллер справедливо отвергал механистическую детерминацию ощущения внешними причинами, не учитывающую внутренние условия. Тут же он писал: «Мы не можем иметь никаких ощущений, вызванных внешними причинами, кроме таких, которые могут вызываться и без этих причин — состоянием наших чувствительных нервов». Этим Мюллер вовсе снимал со счета внешнюю детерминацию, сводя все только к внутренней.
Отсюда и вытекает как вывод положение: «Ощущение передает в сознание не качества или состояния внешних тел, но качества или состояния чувствительного нерва, определяемые внешней причиной, и эти качества различны для разных чувствительных нервов» [2].
Ошибка Мюллера заключалась, само собой разумеется, не в том, что он признавал специфичность органов чувств: этим он признавал наличие внутренних условий их функционирования, отрицать которые было бы неверно. Ошибка Мюллера заключалась в том, что он исходил только из внутренних условий, отрывал их от внешних. Этот отрыв проявлялся у него как в генетическом, так и в функциональном плане. В генетическом плане Мюллер не учитывал, что специфичность органа формируется в ходе развития в результате внешних воздействий, так что, подходя к проблеме генетически, можно говорить об адекватности формирующегося органа раздражителям, под воздействием которых он формируется, а не только об адекватности раздражителей уже сформировавшемуся органу. В функциональном плане обособление и абсолютизация внутренних условий — специфической энергии органов чувств — заключались в том, что внешний раздражитель по существу вообще выключался из детерминации ощущений, а рассматривался лишь как пусковой сигнал, служащий для разрядки специфической энергии органа, которая одна И детерминирует качество ощущения.
Такова одна сторона вопроса. Но без раскрытия оборотной его стороны нельзя вскрыть существа вопроса, корень всего здесь заключенного проблемного узла. Исходная позиция Гельмгольца — на это стоит обратить внимание — была в одном отношении прямой противоположностью мюллеровской, а конечный результат, к которому он пришел, практически почти совпадал с концепцией Мюллера. К общей им кантианской дуалистической концепции, согласно которой идея и объект относятся к двум различным мирам и ощущение является в лучшем случае лишь симоволом или знаком объекта, Мюллер и Гельмгольц пришли физиологически разными путями. В своей физиологической оптике и физиологической акустике — основных великих своих творениях — Гельмгольц, как известно, ставил себе целью установить непосредственную однозначную зависимость ощущения от раздражителя — от физического агента, его вызывающего. В этом основном вопросе он стоит на детерминистических, материалистических позициях. Гельмгольц утверждает в качестве исходной детерминацию извне, но мыслит ее механически как непосредственную детерминацию ощущения физическим агентом, минуя всякое внутреннее опосредствование его воздействия деятельностью по взаимосвязанному с синтезом анализу раздражителей, их генерализации и т. д. — как мы это имеем в рефлекторной теории Сеченова — Павлова. В результате ощущение, механически следуя за изменяющимися в зависимости от условий внешними воздействиями раздражителей, оказывается сплошь и рядом не адекватным постоянным свойствам объекта.
[1] Рефлекторная концепция Сеченова—Павлова внесла чрезвычайно существенные изменения в самое понятие «органа чувств». Таковым для допавловской физиологии был и для современной непавловской физиологии в значительной мере остается периферический рецептор как таковой. Согласно сеченовской и павловской концепции, как известно, этот последний является лишь периферическим концом единого прибора — анализатора, имеющего и центральную корковую часть (и проводящие пути, соединяющие корковую и периферическую части прибора). Конечно, и физиология, стоящая на позициях периферической теории, признает участие мозга, коры в деятельности, приводящей к возникновению ощущений. Но согласно этой периферической концепции, мозг является либо только, полем, через которое возбуждение попросту передается с периферического сенсорного на периферический же двигательный прибор, либо инстанцией, в которой происходит необходимая для возникновения ощущения регистрация поступающих с периферии импульсов, либо, наконец, высшей ступенью, дополняющей работу, независимо от мозга проведенную на низших этажах. Решающим для новой концепции является признание того, что анализатор работает как единый прибор, что центральная его часть участвует уже в том, что происходит на периферии. Вопрос о том, что представляет собой «орган чувств» по своей морфологической структуре, подчинен другому — функциональному: по какому принципу он работает? Рецепторной концепции здесь противостоит рефлекторная. Сама рецепция — как экстеро-, так и интероцепция — совершается по рефлекторному принципу. В подтверждение этого положения современная наука накопила многочисленные данные как морфологические, свидетельствующие о наличии в рецепторах эфферентных волокон, проводящих воздействие центра на периферию (данные Рамон-и-Кахала, Школьник-Яррос, Гранита и Гринштейна, Ханта, Квасова и др.), так и функциональные, говорящие о роли двигательных и вообще эффекторных реакций в формировании ощущения.
[2] J. Muller. Handbuch der Physiologie des Menschen. Bd. 2. Goblenz. 1837—1840.