В связи с той ролью, которую в интегративной деятельности мозга, по нашему мнению, играет целевая детерминация, и учитывая дискуссионный характер этой проблемы, целесообразно рассмотреть эту проблему более детально. При обосновании отношения к категории «цель» и к целевому подходу только как к познавательному приему иногда ссылаются на известное высказывание И. П. Павлова: «Идея возможной цели при изучении каждой системы может служить только как пособие, как прием научного воображения ради постановки новых вопросов и всяческого варьирования экспериментов, как и в случае знакомства с неизвестной нам машиной, поделкой человеческих рук, а не как окончательная цель»[8]. Но о действительном отношении И. П. Павлова к категории «цель» нельзя судить только по одной этой цитате. И. П. Павлову принадлежит и известная работа «Рефлекс цели», в которой он прямо указывает на важнейшую роль рефлекса цели в деятельности животных и человека. «Рефлекс цели, — писал И. П. Павлов, — имеет огромное жизненное значение» [9]. А анализируя поведение человекообразных обезьян, И. П. Павлов использует понятие «цель» не как «познавательный прием», а как реальную детерминанту поведения. «То соединение действий по отношению к вещам (воздействие на вещи), которое достигает цель, — фиксируется, не достигающее цель — отвергается». И далее: «Все ассоциации должны представлять этапы к достижению цели, и притом тем более возбуждающие, чем ближе к цели» [10]. Из приведенных высказываний И. П. Павлова следует, что цель в конечном итоге понималась им как реальный физиологический механизм построения поведения. Именно так понимали цель и видные ученики и последователи И. П. Павлова. Так, большое внимание разработке проблемы цели в поведении уделял в своем научном творчестве П. К. Анохин. Специально анализу физиологических механизмов целеполагания и целеосуществления он посвятил работу «Рефлекс цели как объект физиологического анализа» [11]. В этой работе П. К. Анохин, между прочим, указывает «на не совсем оправданное отношение к понятию цели как в какой-то степени одиозному только потому, что это понятие было много раз использовано идеалистическими концепциями о поведении человека. Именно мы — физиологи высшей нервной деятельности — должны показать всю силу физиологического, материалистического анализа этого узлового момента поведения… Если наличие цели к действию, которая опережает само осуществление действия, является для нас совершенно достоверным фактом в природе нашего мозга, если этот факт повседневно проверяется в нашем собственном поведении и если, как бы ни был сложен этот механизм, он непременно разыгрывается на материальном субстрате мозга, то тогда не должно быть никакого места боязни объективного научного подхода к этому факту». Здесь речь идет о роли цели в поведении человека, но «принципиально мы не можем отказать высшим животным в каких-то более простых процессах формирования цели к действию, которые архитектурно построены таким же образом, т. е. они предваряют само осуществление данного действия» [12].
Реальная (а не приписываемая наблюдателем) целенаправленность поведения животных многократно подчеркивалась и исследовалась другим видным учеником И. П. Павлова — Э. А. Асратяном. Большая заслуга Э. А. Асратяна состоит, в частности, в раскрытии физиологических механизмов целенаправленности так называемого мотивационного поведения. Интересные соображения о роли цели в построении поведения высказывал и другой видный ученик И. П. Павлова — Ю. Ко- норски [13]. Самое непосредственное отношение к проблеме целеполагания в поведении имеет созданное выдающимся советским физиологом А. А. Ухтомским учение о доминанте. Эти и множество других аналогичных данных подтверждают представление о цели как о реальном физиологическом механизме и служат убедительным обоснованием правомерности представления о целевой детерминации. В свете этих специально-научных данных из области физиологии высшей нервной деятельности вряд ли было бы правомерным ограничивать категории «цель» и «целевая детерминация» рамками познавательных приемов. Хорошо известно, что как регулятивный принцип, т. е. как метод систематизации опыта, рассматривал цель И. Кант. Характеризуя кантовское понимание цели, М. Г. Макаров пишет: «Будучи максимой, цель не является категорией. Как регулятивное понятие, она дает схему, которую мы может применять при познании организмов, соответствующим образом направляя это познание, но которая ничего не дает для познания подлинной причиры данных отношений в живой природе. Понятия используются в качестве регулятивных, когда истинная природа вещей неизвестна. При этом указанные понятия заведомо могут быть ей неадекватными, но все же облегчающими познание. Они дают предварительную ориентацию, нося иногда характер удобных, но весьма неправильных инструментов, неверность показаний которых заведомо известна. В последнем случае это полезные фикции, которым действительность „как будто» (als ob) соответствует. Такого рода полезной фикцией и является понятие цели в естествознании» [14].
Современные проявления «телеофобии», полностью изгоняющие цель из системы детерминант направленной активности живых систем и в лучшем случае приписывающие этой категории статус лишь познавательного приема, есть, по сути дела, современная вариация кантианского понимания цели.
[8] Павлов И. П. Интеллект человекообразных обезьян // Неопубликованные и малоизвестные материалы И. П. Павлова. Л.: Наука, 1975. С. 93.
[9] Там же. С. 189.
[10] Там же. С. 93.
[11] Анохин П. К. Рефлекс цели как объект физиологического анализа // Избр. тр.: Философские аспекты теории функциональной системы. М.: Наука, 1978. С. 292—310.
[12] Там же. С. 293.
[13] Конорски Ю. Интегративная деятельность мозга. М.: Мир, 1970.
[14] См., например: Макаров М. Г. Указ. соч. С. 131.