Вообще проблема асимметрии — симметрии прямо или косвенно давно находится в сфере интересов науки. Правда, в большинстве случаев она рассматривается в обратном порядке: симметрия — асимметрия даже тогда, когда утверждается примат последней. Асимметрия — единственное, что действительно в доступном нашим чувственным и умозрительным возможностям мире, за исключением, видимо, только вселенной, симметричной в своей бесконечности и «растворяющей» симметрию до бесконечности. Говоря о симметрии, люди принимают желаемое за действительное. Хорошо по этому поводу сказал А. И. Вейник (1973): «…Кинеата наносит сокрушительный удар абсолютности симметрии мира. Мне лично такой мир кажется менее красивым, стройным и симметричным». Введение понятия симметрии как основополагающего отправного момента познания позволило упростить объект исследования, освободиться от не поддающихся никакому учету переменных, существующих в реальном асимметричном мире. Поэтому нет ничего удивительного в том, что все законы, открытые в «симметричном мире», являются постоянным источником новых законов, их нарушающих. Вряд ли стоит удивляться тому, что вполне естественно и лишь нарушает наши традиционные представления, поражая воображение сокрушительной мощью потрясения основ. При обратном порядке познания (симметрия — асимметрия) люди ничего не могли бы познать или в лучшем случае заблудились бы в косности сущностного содержания, вкладываемого в понятие «симметрия». Познание мира шло бы по пути роста гносеологической энтропии, а не наоборот.
При всей магнетической притягательности мифической симметрии человек в конечном счете объективно видит преимущество реально существующей асимметрии не только в силу ее естественного проявления, но и в эстетическом отношении. Этот как будто парадоксальный феномен оригинально сформулировал Д. Н. Узнадзе (1966): «…Человек скорее настроен воспринимать окружающее асимметрично, чем наоборот, и …вообще он психически склонен больше к явлениям асимметрии, чем симметрии».
Таким образом, остается справедливым принцип Р. Фейнмана о том, что «из елки (асимметрии.— А. Л.) можно сделать палку (симметрию.— А. Л.), а из палки не сделаешь елки». И это оправдано тем простым обстоятельством, что асимметрия — это градиентность, а наличие градиента предполагает и наличие процесса, действия, динамики, управления и регулирования на всех уровнях сложности материальных систем, и тем более биологических.
Поэтому абсолютно целесообразно в основе представлений об управлении и регулировании принимать положение П. Кюри (1894), что «некоторые элементы симметрии могут сосуществовать с некоторыми явлениями, но это не обязательно. Необходимо, чтобы некоторые элементы симметрии отсутствовали. Это и есть та дисимметрия, которая творит явление» (цит. по А. В. Шубникову и В. А. Копцик, 1972). Совершенно справедливо в связи с этим замечание Шубникова и Копцик, «что условия симметрии в силу своей абстрактной природы только необходимы, но недостаточны для реализации явления».
Следовательно, в объектах живой природы поддержание динамичности возможно благодаря совершенству механизмов управления и регулирования, т. е. механизмов обеспечения оптимальной дисимметричности[1] внутри биологической системы и в ее отношении с окружающей средой. Активность поведения любой системы определяется количеством степеней свободы, которыми она располагает для оптимального управления и регулирования всех форм взаимоотношений внутри и вне себя.
И в самом деле, «молекулы высокой симметрии достаточно часто образуют кристаллы, в которых эти молекулы занимают частные положения с пониженным числом степеней свободы и даже без степеней свободы» (А. И. Китайгородский, 1971). В этом случае имеет место максимум энтропии системы и минимум энергии, в том числе и колебательной ее части. Все же живое складывается из асимметричных молекул даже в том случае, если внешне биосистема высоко морфофункционально симметрична.
[1] Термины «дисимметрия» и «дисимметризация», «симметрия» и «симметризация» нами рассматриваются только как удобные в обращении, а не отражающие действительность хотя бы потому, что они предполагают реальность симметрии, для оценки меры которой используются наши антропоморфные возможности. Единственной симметрией может быть симметрия типа доннановского равновесия, допускаемая по аналогии и в космосе, где функцию «полупроницаемой мембраны» могут выполнять поля и взаимоотношения между ними.