В этом тоже — пусть внешне — сказалась сила, с которой Сеченов довлел над умами даже тех, кто был душою против него.
Стоит отметить, что крупнейший представитель экспериментальной психологии в России Н. Н. Ланге проводил большую часть своих экспериментальных исследований (вошедших в его «Психологические исследования») в лаборатории непосредственного ученика Сеченова Спиро. И хотя Ланге очень редко ссылался на Сеченова, его экспериментальные исследования в ряде пунктов приводили к выводам, приближавшимся к сеченовским (в учении о роли моторного компонента в психических актах; в понимании ассоциаций, в которых на передний план выдвигалась ассоциация не между сенсорными элементами, а между сенсорными и моторными; в теории воли и т. д.)[11].
Совсем тесной была, как теперь оказывается, связь В. М. Бехтерева с И. М. Сеченовым. Уже в первом выпуске своей «Объективной психологии» Бехтерев ссылается на Сече-; нова как на создателя рефлекторной, теории. Но во всем ее значении вскрывает эту связь документ, обнаруженный 3. П. Исаевой в личном архиве В. М. Бехтерева[12]. «Первый и существенный просвет в изучении человеческой личности был положен, — пишет в этом документе В. М. Бехтерев,— нашим физиологом и общественным деятелем И. М. Сеченовым, книга которого, изданная в 60-х годах под заглавием «Рефлексы головного мозга», давала общую схему так называемых психических процессов, ставя их в связь с внешним воздействием и сводя их в окончательном итоге к движению» (курсив наш — С. Р.).
В. М. Бехтерев цитирует далее известное место из «Рефлексов головного мозга»: «Все бесконечное разнообразие внешних проявлений мозговой деятельности сводится к одному лишь явлению, к мышечному движению. Смеется ли ребенок… и т. д.». Далее Бехтерев продолжает: «подведение всех высших проявлений человеческой личности под понятие рефлексов головного мозга, сводящихся к движению (курсив наш. — С. Р.), — это такой гигантский полет человеческой мысли по сравнению с пережёвыванием субъективных переживаний на все лады, что нельзя не отдать должное этому русскому ученому, положившему первый камень в научном изучении человеческой личности. Мы теперь говорим уже не об одном мышечном движении, которое является окончательным продуктом высших проявлений человеческой личности, но и сосудисто- сердечных и вообще соматических явлениях и о секреторных явлениях и даже о гальванических явлениях на кожной поверхности, которые могут быть внешними проявлениями рефлексов головного мозга, но это все только дополнение к той основной схеме, которая впервые была дана Сеченовым» (курсив наш. — С. Р.)[13].
Итак, все, что им делается, Бехтерев рассматривает лишь как дополнение к схеме Сеченова. В этом документе он неоднократно подчеркивает ту мысль, что рефлексы головного мозга «сводятся» к движению и что к ним же, согласно рефлекторной схеме, «в окончательном итоге» сводятся так называемые психические процессы (см. выделенные нами в тексте Бехтерева курсивом места). В связи с этим возникает дальнейшее предположение (высказываемое и в работе Е. А. Будиловой), что вся рефлексология Бехтерева была по замыслу не чем иным, как реализацией рефлекторной теории Сеченова, которая оказалась сдвинутой у Бехтерева в силу того, что в рефлекторном акте главное место было отведено третьему его звену (главным образом движению) в ущерб центральному звену рефлекса.
Таким образом, если говорить об идейной истории психологической мысли, Сеченов продолжает в течение всего периода с 60-х годов 19-го столетия до конца предоктябрьского периода оставаться центральной фигурой, той фигурой, отношением к которой определялось истинное место каждого психолога. И идеалистические противники Сеченова отталкивались, как мы видели, от него.
Вместе с тем, если говорить об истории науки, взятой организационно прежде всего как официальная университетская наука, Сеченов не играл в ней действительно почти никакой роли. Философам и психологам идеалистам, занимавшим университетские кафедры, удалось вытеснить Сеченова из университетской психологической науки. В университете ему была предоставлена возможность действовать только в качестве физиолога, психологических тем он мог, как правило, касаться лишь в популярных публичных лекциях. Сеченову был, таким образом, закрыт доступ к преподаванию психологии в университете. Идейное превосходство было на его стороне, но вопреки этому он был организационно
вытеснен с руководящих позиций в области психологии, он был лишен возможности готовить кадры в духе своих идей, создать свою школу в психологии (лишь естественники и медики примкнули к нему). Враги его — идеалисты, засевшие как представители официальной науки на кафедрах психологии и философии, добились этого и нанесли этим чудовищный вред развитию психологической науки не только в царское время, но и в советский период. В силу того, что Сеченов лишен был возможности создать в университете свою достаточно крепкую школу психологов, свои, им подготовленные кадры, когда наступил советский, послеоктябрьский период, не оказалось у нас психологов, которые шли бы от Сеченова, тогда как оказалось немало психологов, которые шли от Челпанова, которые — даже если они, как Корнилов и др., последовавшие за ним, выступали затем против Челпанова, — все же отправлялись от него, прошли через его школу и так или иначе были его выучениками[14].
Поскольку не было психологов, которые шли от Сеченова, линию Сеченова могли продолжить только психологи, которые, развиваясь сначала помимо него, затем в результате собственных исканий, то есть пойдя дальше вперед от него, смогли правильно увидеть его место на этом, ими прокладываемом пути. Поэтому И. М. Сеченов долгое время фигурировал лишь как физиолог и имя его как психолога так поздно прозвучало в советской психологии. Из-за того, что советская психология продолжительное время проходила мимо Сеченова, она поэтому долго не оценила должным образом и роль И. П. Павлова, значение его учения для психологии.
Правильная оценка роли Сеченова и Павлова, являясь существенной предпосылкой дальнейшего развития психологии, была вместе с тем результатом ее движения вперед. Стоя у порога психологической науки, Сеченов правильно наметил общее направление ее развития.
Сейчас дело психологической науки — творчески восприняв передовые традиции прошлого, прокладывать свой дальнейший путь в будущее.
[11] О Н. Н. Ланге, см. Б. М. Теплов. Основные идеи в психологических трудах Н. Н. Ланге (К столетию со дня рождения). «Вопросы психологии», 1958, № 6.
[12] Личный архив В. М. Бехтерева, хранящийся в Ленинградском психоневрологическом институте имени В. М. Бехтерева, папка XXII, лист. 4. Документ этот был воспроизведен в выполненной под нашим руководством диссертации 3. П. Исаевой «Психологические взгляды В. М. Бехтерева в дорефлексологической период его деятельности» (1952), откуда мы это и заимствуем.
[13] Личный архив В. М. Бехтерева, папка XXII, лист. 5.
[14] В двадцатых годах, когда в нашей психологии, боровшейся со старым интроспекционизмом, нарастали механистические поведенческие тенденции, в психологической литературе (у Корнилова, Блонского, Выготского) встречаются нередко ссылки на Сеченова: его мысли трактуются механистически и привлекаются как опора для механистических тенденций того времени. В силу, по-видимому, той же неверной трактовки Сеченова, он на некоторое время вовсе исчезает с горизонта советской психологии после отхода от механистических тенденций. Но и для первого периода остается верным, что у Сеченова не было в советской психологии прямых продолжателей, представителей «школы» Сеченова в психологии.