2. Сознание субъекта, обращенное с мира на него самого, «обособляется» в идеалистической трактовке не только от объективной реальности, но и от собственного реального бытия субъекта. Субъектам представляется не реальный индивид, а лишь его сознание. Конкретно этот отрыв сознания от жизни и деятельности индивида выражается в том, что из сознания выключается переживание чего-то значимого для человека в мире, способное служить мотивом поведения, выключается практическое отношение человека к миру, в силу которого из задач, встающих перед человеком в жизни, для него выделяются те, которые он не только понимает, но и принимает, внутренне включаясь в их разрешение. Весь внутренний план человеческой жизни сводится к совокупности «представлений» или «идей». Самое сознание превращается в их вместилище или в идеальное пространство, в котором они дефилируют, управляемые ассоциативными или какими-либо другими связями. В психологии сохраняется лишь проблема «механизмов», посредством которых осуществляется происходящая на этой идеальной сцене смена «представлений» и «идей»; из нее выпадает, как это наблюдалось в «классической» интеллектуалистической психологии XIX столетия, вопрос о мотивах, о побуждающих силах, о двигателях поведения, связанных с реальными потребностями и интересами людей. Сознание человека — зоркий и страстный участник всей его жизни и борьбы — представляется безучастным по отношению к жизни, абстрактным созерцанием и сводится к одной лишь гипостазированной функции обособленного от жизни «чистого» познания.
3. Обособление сознания от реальной жизни человека выражается, наконец, в своеобразном «отчуждении» самого знания от реального сознания человека. Из теоретической деятельности реального субъекта, движимой определенными мотивами, связанными с реальными потребностями человека, мышление — в виде «идеи» — превращается в самостоятельного идеального субъекта, наделенного способностью к самодвижению (как это имело место у Гегеля). С другой стороны, в различных старых и новых разновидностях платонизма содержание мышления выступает в виде «идеального бытия», противостоящего лишенному всякого объективного содержания сознанию индивида. В результате объективное содержание знания, выключенного из деятельности людей, теряет всякую жизненность и действенную силу, а сознание реального индивида, лишаясь всякого объективного идейного содержания, оказывается опустошенным и сведенным к субъективности беспредметного переживания.
Особенно показательно это проявилось в отчуждении объективного общественного содержания мотивов человеческого поведения. В идеалистической этике — особенно отчетливо в этике кантовской, противопоставившей должное сущему, долг — влечению, — общественно-значимое содержание воли человека выступает отчужденным от реального индивида и превращается либо в трансцендентного субъекта («интеллигибельный характер» у Канта), либо в противостоящее всем реальным влечениям человека идеальное долженствование. В результате в сфере реальных мотивов человеческого поведения остаются узко личностные элементарные чувственные влечения и органические потребности. Как ни парадоксально это кажется на первый взгляд, но надо признать, что грубо натуралистическая позиция той психологии, которая в начале XX столетия, занявшись изучением динамической стороны психики, мотивов поведения, свела их к элементарным чувственным влечениям и органическим потребностям (Фрейд), была лишь оборотной стороной идеалистического учения платоновского или кантианского толка о трансцендентности должного. Внешне противопоставленное индивидуальному сознанию должное, моральное, общественно-значимое именно поэтому выпало из сферы психической. реальности и психологического изучения. Отчуждение основного общественного содержания человеческого сознания неизбежно привело к тому, что все жизненно-значимое, действенное содержание психики, заключающее в себе мотивы поведения, его динамические тенденции, погрузилось в темные глубины инстинктивного, иррационального, бессознательного (Бергсон, Фрейд).
Основной путь для преодоления их внешнего противопоставления заключается в выяснении генезиса новых, специфически человеческих форм мотивации. Специфически человеческие, общественные, моральные мотивы: поведения Должны быть поняты в их качественном своеобразии, но не в отрыве от органически обусловленных потребностей и влечений. Не вдаваясь в специальное рассмотрение этого вопроса, можно здесь лишь указать на то, что самый факт общественной жизни и общественного разделения труда закономерно, с внутренней необходимостью приводит к тому, что деятельность человека направляется непосредственно на удовлетворение не собственных, личных его, а общественных потребностей.
Для того, чтобы были удовлетворены его потребности, человек должен сделать прямой целью своих действий удовлетворение общественных потребностей. Таким образом, цели человеческой деятельности отвлекаются от непосредственной связи с его личностными потребностями, и — пусть сначала косвенно, опосредствованно — значимое для общества начинает определять поведение человека. Здесь в принципе заключен переход к новым, специфическим человеческим формам мотивации, одновременно и генетически связанным с органически обусловленными потребностями и качественно от них Отличными. Через свою общественно организованную деятельность человек становится членом и представителем общественного целого: общественные мотивы становятся личными его мотивами, поскольку сам он становится членом и представителем коллектива. Он поднимается, таким образом, над планом одного лишь органического существования и включается в план общественного бытия.
С этим новым планом общественного бытия связаны новые, чисто человеческие формы поведения и мотивации. Характер и действенная сила моральных мотивов обусловлены формами общественной жизни и отношением к ним индивида. Общественно-значимое, становясь личностно-значимым и вовсе не переставая из-за этого быть общественно-значимым, порождает в индивиде реальные тенденции и силы величайшей действенности. Неоспоримые, ставшие почти повседневными факты жизни показывают нам, как общественно-значимое, становясь личностно-значимым для человека, порождает в нем как нельзя более реальные, властные силы, более мощные, чем любые личностные влечения,— силы, отличные от них по своему содержанию, источнику и значению, но аналогичные по своему динамическому эффекту. Задача психологии в этой связи — одна из величайших ее задач — изучить: а) как зарождаются и действуют эти моральные мотивы, как индивид поднимается от только личностного к общественно-значимому и как общественно-значимое становится личностно-значимым для него и б) каким образом в процессе развития личности эти мотивы выступают и в качестве результата и в качестве предпосылки формирования моральных качеств личности.