§ 3. Прагматизм, семантика и «социальный» бихевиоризм
Связь бихевиоризма, его социальной разновидности с прагматизмом, который, как и неореализм, в своих истоках связан с именем Джемса, не менее тесна, чем с неореализмом.
Не вдаваясь в общую характеристику прагматизма[1], мы остановимся здесь лишь на его теории сознания. Вслед за махизмом и неореализмом прагматизм выдвигает свою — семантическую — разновидность «нейтрального» монизма Прагматисты Дьюи, Мэд всячески стремятся при этом выступать в качестве «революционеров» в философии, борющихся против «традиционной», от Декарта идущей «бифуркации» природы. Основным инструментом этой разновидности «нейтрального» монизма является семантика — понятия значения, символа, отношение знака и обозначаемого. Если для махистов и некоторых неореалистов (Перри) в качестве «нейтрального элемента» выступало ощущение, если другие неореалисты (Хольт, одно время Рассел) выдавали за таковой «логические сущности» — понятия или, собственно, логические термины, то семантический прагматизм объявляет основным «нейтральным элементом» сознания и бытия значение, точнее, отношение знака и обозначаемого, «символическую функцию» явлений опыта.
Семантическая концепция прагматизма была подготовлена Пирсом (Ch. Pierce), который еще в 70-х годах прошлого столетия подчеркивал «символическую» природу сознания (духа, mind) и связь сознательной мысли и «символа» с действием.
В начале XX столетия семантическая концепция сознания была сформулирована Вудбриджем, который определял сознание (consciousness) или дух (mind) как такую совокупность естественных объектов или явлений, в которой составляющие ее члены представительствуют друг другу (become representative of each other)[2]. Дальнейшее развитие «функциональная» теория духа и сознания получила у Дьюи (Dewey)[3] и Мэда (Mead)[4]. У последнего особенно прагматизм, сочетаясь с семантикой, все теснее блокируется с бихевиоризмом[5], в котором в связи с этим наметилась новая линия изощренного социального бихевиоризма, отличного от первоначального уотсоновского. Крупнейшим представителем этого социального бихевиоризма и является Мэд.
Считая, что духовное (mental) по своей природе качественно не отличается от материального бытия, Мэд и Дьюи определяют специфическую для всего духовного функцию как функцию семантическую, заключающуюся в соотношении знака и обозначаемого. Поскольку между явлениями мира устанавливаются соотношения обозначающего и обозначаемого, они и образуют дух, сознание, приобретая именно в этих отношениях «духовность».
Прагматизм защищает «функциональную» трактовку духа или сознания: психическое определяется «инструментальной» функцией, которую оно выполняет в поведении; сознание, дух рассматриваются как результат функциональных отношений между явлениями. Уже для неореалистов, как мы видели, не существует ничего, что было бы духовным, психическим по своей природе; духовное отличается от физического лишь функцией, которую выполняет то или иное содержание. У Дьюи и Мэда сознание, дух определяются посредством символической функции, через «значение» (meaning), которое одно явление приобретает, обозначая другое: тем самым оно и становится «духовным», не предполагая существования психического как чего-то качественно отличного от физического бытия. Явления, по Дьюи, приобретают эту символическую функцию, или значение, применительно к потребностям поведения. При этом Дьюи подчеркивает, что данность значений соотносительна с активностью организма, а не с познающим субъектом или его сознанием.
Мэд определяет сознание (mind) как «символическое» функционирование явлений или функционирование явлений в качестве символов; он при этом подчеркивает, что не существует значения без отношения к субъекту, к себе (the self) и к другим. Для возникновения символа и значения существенным условием является, по Мэду, способность занять по отношению к самому себе позицию другого[6]. Занять по отношению к себе позицию другого значит, согласно бихевиористической концепции Мэда, уметь применить к самому себе стимулы, которые мог бы применить другой, и отвечать на эту стимуляцию реакциями, учитывающими потенциальные ответные реакции, которые они могут вызывать у другого. Никакого сознательного отношения, как чего-то специфического, этим не предполагается. Недаром Мэд прямо заявляет, что та или иная форма бихевиористической психологии является необходимой составной частью прагматической философии. Бихевиоризм и прагматизм теснейшим образом связаны между собой. (Особенно явственно эта связь выступает в так называемом операционализме — разновидности прагматизма, представленной Бриджменом и др.)
[1] О прагматизме см. В. И. Ленин. Соч., т. 14, стр. 327.
[2] F. J. E. Wopdbrige. The Nature of Consciousness. «Journal of Philosophy», II, 1906, pp. 119—126.
[3] См. J. Dewey. Experience and Nature, pp. 291, 303, 307—308 и др.
[4] См. G. Mead. A behavioristic Account of the Significant Symbol. «Journal of Philosophy», XIX, 1922 и его книгу «Mind, Self and Society from the Standpoint of social Behaviorist». Fifth Impression, 1946, особенно часть II — «Mind», § 16 «Mind and the Symbol», pp. 117—125.
[5] История вопроса см. Ch. Morris. Six Theories of Mind. New York. 3932, Ch. V, особенно стр. 282—327.
[6] George Н. Mead. Mind, Self and Society from; the Standpoint ot a social Behaviorist. Ed. by Ch. Morris, Chicago, 1934.