МАХИЗМ И КРИЗИС ПСИХОЛОГИИ (ПРОБЛЕМА СОЗНАНИЯ И ПОВЕДЕНИЯ В ИСТОРИИ ЗАРУБЕЖНОЙ ПСИХОЛОГИИ)

Главная » Энциклопедия » Психология » Разделы психологии » Общая психология » Книги по общей психологии » Главы книг общей психологии » МАХИЗМ И КРИЗИС ПСИХОЛОГИИ (ПРОБЛЕМА СОЗНАНИЯ И ПОВЕДЕНИЯ В ИСТОРИИ ЗАРУБЕЖНОЙ ПСИХОЛОГИИ)

Этими функциями определяется, по Толмену, то, чем речь является для говорящего. Но для того чтобы она могла выполнить эти функции, она для слушателя должна быть совокупностью знаков. «Слушаемая речь — это совокупность непосредственно наличных объектов, которые слушатель принимает как знаки какой-то дальнейшей ситуации»[16].

При речи как средстве выражения (proclamation) слушатель испытывает реализацию ожидания специфической сигнификативной структуры (specific sign-gestalt-expectation), в которой слышимые слова являются объектами-знаками, окружающая ситуация — сигнификатом, или обозначаемым объектом, а расположение последних в отношении к говорящему и его слова — сигнификативным целевым отношением (signified means-end-relation). Аналогично этому, слушая речь как «команду» (command), как средство воздействия, слушатель испытывает специфическое ожидание сигнификативной структуры, в которой слова опять-таки являются объектами-знаками, акт, который должен быть выполнен,—обозначаемым ими сигнификативным целевым отношением; удовлетворение же говорящего является в данном случае обозначаемым, сигнификативным целевым объектом, объектом-целью. Из этого делается вывод, что «в то время как для говорящего речь является как бы продолжением его рук и указательного аппарата, для слушающего она служит расширением его глаз и ушей или других сенсорных аппаратов»[17].

В отличие от традиционной бихевиористической точки зрения, сводящей мышление к речи, Толмен защищает положение, что речь предполагает мышление («идеацию»): «организм не может с успехом говорить, т. е. вызывать у слушающего организма ожидание надлежащих сигнификативных структур, если он не в состоянии мыслить — «идеировать» — в отношении ожидаемых им самим сигнификативных структур. Речь как успешное манипулирование орудием требует, чтобы ей предшествовала способность к идеации (к мышлению)»[18]. Это не исключает того, что, раз возникнув, речь может в форме речи с самим собой стать орудием мышления.

Защищая свою точку зрения, согласно которой речь опирается на предшествующее ей мышление, Толмен вступает а. полемику не только с Уотсоном, Вейссом и Хантером, которые делают речь основой мышления, «о и с Мэдом. Для Мэда[19] речь, то есть сигнификативная, знаковая функция слова-символа, порождает мышление, сознание, а до известной степени: и социальность. Первичными общественными связями, порождающими социальное целое, признаются речевые связи; речевое общение, порождая общество, порождает также сознание и мышление. Вопреки установившемуся представлению о бихевиоризме как монолитной системе механистического материализма, мы имеем здесь, очевидно, явно идеалистический, тезис в рамках бихевиористической концепции.

Толмен ополчается против тезиса Мэда, превращающего социальное целое в продукт речевого контакта. «Согласно нашей точке зрения, — пишет он, — речь является продуктом уже завершенной социальной установки, а не наоборот». Толмен, как и Мэд, мыслит, очевидно, по схеме: «Да — да, нет — нет, а что сверх того, то от лукавого». Либо образование социального целого завершено помимо речи, и тогда возникает речь, порожденная коллективом и не играющая никакой роли в его формировании, либо сначала имеется уже законченная в своем формировании речь и через ее посредство, на ее основе формируется общество.

Отвергая тезис Мэда в части, касающийся отношения речи и социальности, а также речи и мышления, речи и сознания, Толмен устанавливает такое же соотношение между речью и самосознанием, между речью и интроспекцией. Интроспекция для него — «частный тип речи». Сознание сводится им к речи, между тем как в действительности речь, в свою очередь участвуя в формировании сознания, сама предполагает сознание и самосознание. Неправильное понимание соотношения речи и самосознания связано с неправильным пониманием как речи, так и самосознания, или интроспекции. И то и другое не может получить у Толмена адекватной трактовки в силу того, что все психологические образования рассматриваются лишь как данные для другого, для стороннего, внешнего наблюдателя, а не как данные также и для себя, опосредствованные через данность для другого или отношение к другому.

Речь сводится к знаку; знак же определяется у Толмена как непосредственно данный объект или свойство, которое служит стимулом для ожидания другого объекта или свойства. С этой точки зрения влажность почвы является знаком недавно шедшего дождя или поливки, так же как слово — знаком события, о котором оно сообщает. Знаковая функция, к которой он сводит речь, определяется только посредством отношения объектов друг к другу вне сознательного отношения к ним субъекта. Отношение слова к вызвавшему его или вызванному им чувству и отношение слова к чувству, им обозначаемому, — это различные отношения. Но хотя объективно это различные отношения, в бихевиористической трактовке — даже в такой изощренной, какую дает Толмен, — нет средств для их различения. Поэтому бихевиоризму не совладать с проблемой речи.


[16] Cr. de Laguna. Speech, its Function and Development. New-Haven, 1927, стр. 238.

[17] [18] Там же, стр. 238—239.

[19] G. H. Mead. A behavioristic Account of the Significant Symbol.

Источники и литература

  • Рубинштейн С.Л. Принципы и пути развития психологии. М., 1959 г.

Смотрите также