* * *
Все три выше сформулированные положения (отвлекаясь пока от специфических особенностей некоторых из вышеприведенных марксовых формулировок) прочно вошли в марксизм и незыблемо определяют основные черты советской психологии.
Однако в рукописях 1844-го года эти положения неразрывно сплетены с другими, которые наложили свой неизгладимый отпечаток не только на их формулировку, но и на их конкретное содержание. И нужен специальный анализ для того, чтобы уяснить себе их подлинное содержание и скрытую в Марксовских формулировках этой рукописи проблематику.
Рукописи Маркса 1844-го года представляют собой «расчет» его с Гегелем[23]. Как большая часть подобных работ, эта работа Маркса косвенно обусловлена позицией его противника уже в силу того, что он от нее отталкивается. Как бы ни были различны ответы, даваемые одним и другим на стоящие перед ними вопросы, исходные вопросы у них в какой-то мере общие.
Отправной точкой всех рассуждений Маркса является понятие «отчуждение», которое он выделяет как основное в гегелевской концепции (это понятие стояло и в центре фейербаховской критики религии).
Человек для гегелевской философии выступает лишь в виде духа или самосознания. Гегель исходит из «чистого» мышления, «чистого» сознания; поэтому природа и весь предметный мир, порождаемый человеческой деятельностью, представляются как отчуждение духа; предметность и отчуждение сливаются. Задача философии духа заключается в том, чтобы, пройдя через неизбежное «опредмечивание», осуществить его «распредмечивание» и таким образом снять «отчуждение», снова освоить природу, предметный мир, вернуть его в недра духа, самосознания. Так, говоря совсем кратко, раскрывает Маркс основной смысл гегелевской философии.
В своей критике Гегеля Маркс прежде всего расчленяет неразрывно связанные у Гегеля понятия опредмечивания и отчуждения. У Гегеля эти понятия оказались слитыми в силу того, что на место реального субъекта — человека он подставил абстракцию мышления, сознания, духа как сущность человека. Только поэтому всякая предметность оказалась отчуждением.
Маркс усматривает у Гегеля три ошибки. Первая, основная заключается в только что отмеченной подстановке на место человека как реального субъекта абстракции мышления, сознания или самосознания; вторая, с ней связанная, — в трактовке всякой предметности как отчуждения и — в связи с этим — в идеалистическом стремлении под видом борьбы с отчуждением снять весь предметный мир, вобрав и растворив его в абстракции мышления. Наконец, третьей, особенно Марксом отмечаемой и разоблачаемой ошибкой Гегеля является то, что в соответствии с исходным положением гегелевской концепции, обусловившим отождествление опредмечивания, предметности с отчуждением, Гегель превращает снятие отчуждения в чисто умственную операцию, ничего не меняющую в действительности, в реально совершающемся отчуждении продуктов человеческой деятельности. О гегелевском понимании «снятия» Маркс говорит, что в нем заключается «корень ложного позитивизма Гегеля, или его лишь мнимого критицизма»[24] — того позитивизма, который нашел себе теоретическое выражение в тезисе «все действительное разумно» и практически привел к оправданию действительности прусского монархического государства. «Снятие» у Гегеля — это чисто идеальная операция: переход от низшей формулы к высшей соединяется с диалектическим пониманием этой низшей формы как «неистинной», несовершенной, как низшей. Но после этого «снятия» низшая форма, над которой теперь надстроилась высшая, остается в полной неприкосновенности тем, чем она была. «Человек, понявший, что в праве, политике и т. д. он ведет отчужденную жизнь, ведет в этой отчужденной жизни как таковой свою истинную человеческую жизнь»[25]. «И таким образом, после упразднения, например, религии, после признания в религии продукта самоотчуждения он все же обретает себя подтвержденным в религии как религии»[26]. Не требуется переделки, достаточно понимания.
Для Маркса «снятие» — не только идеальная операция, а процесс реальной переделки; нужна не «критика» (излюбленный термин младогегельянцев), а революция.
[23] Как всякая истинно большая философская концепция, философская концепция Маркса возникла не на пустом месте и не в проселочном закоулке, а на большой столбовой дороге философской мысли. Поэтому, развивая собственную философскую концепцию, Маркс, естественно* должен был расчистить себе дорогу критикой своих предшественников. Маркс поэтому начал со сведения своих философских «счетов» со своим крупнейшим и своим ближайшим предшественником — с Гегелем и с Фейербахом. Критике Гегеля были посвящены сначала подготовительная сравнительно специальная работа: «К критике гегелевской философии права. Введение» (конец 1843 — январь 1844 г.). (Соч., т. 1, стр. 414—429) и затем «Экономическо-философские рукописи» (особенно раздел, озаглавленный в издании «Из ранних произведений», «Критика гегелевской диалектики, и гегелевской философии вообще»); критика Фейербаха, подготовленная этой рукописью, была затем завершена краткими и фундаментальными «Тезисами о Фейербахе». (Последующие критические работы: «Святое семейство или критика критической критики. Против Бруно Бауэра и компании» и «Немецкая идеология. Критика новейшей немецкой философии в лице ее представителей — Фейербаха, В. Бауэра и Штирнера — и немецкого социализма в лице его различных пророков» — полемические произведения, направленные против современников, были, как известно, написаны Марксом уже совместно с Энгельсом). Из ранних критических произведений, в которых Маркс с боем прокладывал себе путь к своей философской концепции, «Экономическо-философские рукописи 1844 года» привлекают к себе сейчас особое внимание.
[24] [25] [26] К. Маркс и Ф. Энгельс. Из ранних произведений, стр. 634.