Эта непроницаемость бредовой идеи для опыта и своеобразие «методов» мышления при господстве бредовой идеи очень отчётливо выступают в одном примере, приводимом Жане. Одна его больная, одержимая бредовой идеей, утверждала, что в верхней комнате над нею её сестра Жозефина установила мощные электрические аппараты, посредством которых она причиняет вред её здоровью. Чтобы разубедить больную, Жане повёл её в верхний этаж, отпер расположенную над больной запертую комнату и показал ей, что в этой комнате нет ни сестры её Жозефины, ни страшных аппаратов, которые она будто бы там установила. Но не успел он снова запереть дверь этой комнаты, убеждённый, что ему удалось рассеять опасения больной, как она ему объявила: «Жозефина обрадовалась, что вы запираете двери; она знала, что мы придём, и спрятала аппараты. Теперь она их вновь установит». Этот ответ очень наглядно обнаруживает, как для мысли, одержимой бредовой идеей, стирается грань между фантазией и реальностью, действительность приводится в мнимое соответствие с мыслью, одержимой бредовой идеей, посредством любых, совершенно произвольных домыслов. Поэтому отпадает всякая нужда в проверке, в доказательствах, в которых нуждается мысль, считающаяся с объективной реальностью; неправильная общая ориентация мысли, направленной на аффективно-фиксированный результат, искажает само строение мыслительных операций.
Роль в процессе мышления опосредования, раскрытия необходимых связей и обобщения с особой отчётливостью выступает в случаях так называемой семантической афазии (Г. Хэд). Выступая первично как расстройство речи, они, будучи в специфическом смысле расстройствами её внутренней семантической стороны, оказываются в своей основе расстройствами мышления, выявляя в патологическом плане их единство.
Исследование показало, что больной, страдающий семантической афазией, понимая значение отдельных слов, часто всё же не понимает и не может воспроизвести связного текста. Это связано с тем, что и сами слова, которые он понимает и повторяет, имеют для него специфическое значение, часто отличное от того, которое они имеют в предъявленном ему тексте: они утрачивают своё обобщённое значение, срастаясь с какой-нибудь частной непосредственной ситуацией. Больной афатик Хэда оказался не в состоянии сказать по его предложению «нет» вне какого-нибудь конкретного контекста, но, в ответ на настойчивые требования врача сделать это, под конец воскликнул: «нет, я не могу этого сделать». Не мог он, значит, собственно реализовать значение обобщённого, абстрактного отрицания; отрицание было доступно ему лишь как частное отвержение конкретного предложения. Одна больная Гольдштейна не могла привести названия животных, если её об этом спрашивали вне какого-нибудь конкретного контекста, но она отлично пользовалась ими, рассказывая о своём посещении зоологического сада. При этом она в точности придерживалась порядка расположения клеток в саду: слова, обозначающие этих животных, утратили для этой больной своё обобщённое значение и свелись к конкретно-ситуационному указанию. Учитывая это, Гольдштейн предупреждает молодого врача, что обобщения в речи больных, страдающих семантической афазией, не имеют того обобщённого значения, которое связывает с ними нормальное мышление; чтобы вскрыть подлинное значение этих слов в мышлении больного, врачу нужно установить ту конкретную ситуацию, с которой эти слова у него связаны.
В нормальных мыслительных процессах обобщение — как мы подчёркивали — возникает на основе осознания и выделения существенных связей и опосредований. Патология подтверждает этот основной тезис выше развитой теории мышления, показывая на многообразных и ярких клинических случаях связь обобщения с опосредованием. В тяжёлых случаях нарушения при неспособности выделить существенные связи мысль больного оказывается вообще неспособной выйти за пределы наглядной непосредственно переживаемой ситуации. Известный больной Гольдштейна Sch. никогда не мог повторить ничего, не соответствующего тому, что он непосредственно переживал или наблюдал в действительности. Кассирер приводит пример больного, который при хорошей ясной погоде никак не мог повторить за ним фразу: «сегодня плохая дождливая погода». Он начинал её, затем запинался и останавливался, не будучи в состоянии сказать и, очевидно, представить себе то, что не соответствует той конкретной ситуации, в которой он непосредственно находился. Гольдштейн описывает больного, который был не способен понять рассказ в третьем лице — в форме, при которой изложение ведётся как бы со стороны, но понимал его в первом лице, когда оно воспринималось им как переживание непосредственно данного живого собеседника: обобщённый подход к человеческому переживанию был ему недоступен.
Распад обобщения и неспособность выйти за пределы непосредственно данной ситуации, в которых выражается расстройство мышления при различных заболеваниях, обусловливает отсутствие переноса, непонимание иносказательного значения в метафорах, пословицах, шутках, анекдотах. В клинических отчётах Хэда зафиксирован ряд случаев непонимания его больными шуток. Больные афатики Гольдштейна, как общее правило, не понимали пословиц. Больной Зейгарник шизофреник Р. метафору «железная рука» комментирует следующим образом: «железной руки не бывает; если человека ранят, ему дают искусственную руку, но она делается из дерева; железо слишком тяжело». Пословицу «не всё то золото, что блестит» больной Н. (энцефалит) поясняет так: «и на меди и на самоваре металл тоже блестит».
Понимание переносного значения требует обобщения. Оно заключает соотнесение одних ситуаций с другими, отличными от них по внешним признакам и сходными по внутренним соотношениям. Для их понимания необходим отбор существенного от несущественного и обобщение. Поэтому затруднённое различение существенных связей и нарушение функций обобщения резко снижают понимание всех иносказательных форм речи.
Богатый клинический материал разнообразных расстройств мышления выявляет, таким образом, значение различных компонентов и сторон, отмеченных нами выше в психологическом анализе мышления, и даёт фактическую опору и подтверждение основным положениям выше развитой психологической теории мышления.