Оглавление раздела воля:
- Природа воли
- Протекание волевого процесса
- Патология и психология воли
- Волевые качества личности
- Теории воли
- Развитие воли у ребёнка
Роль различных компонентов волевого акта — импульсов к действию, опосредующих его мыслительных операций, плана и т. д. — очень наглядно выступает в тех патологических случаях, когда один из этих компонентов нарушен.
У каждого человека имеется некоторый характерный для него в обычных условиях нейротонус, обусловленный зарядкой его подкорки или, точнее, динамическим соотношением коры и подкорки. Связанная с этим отношением бОльшая или меньшая заторможенность коры отражается на волевых качествах личности. Нормальный волевой акт предполагает некоторую оптимальную — не слишком слабую и не слишком сильную — импульсивность.
Если интенсивность импульсов оказывается ниже определенного уровня, как это имеет место в патологической форме, при так называемой абулии, — нормальный волевой акт невозможен. Точно так же при очень повышенной импульсивности, когда отдельное, только возникшее, желание даёт стремительную разрядку в действии, как это бывает, например, в состоянии аффекта, сознательный учёт последствий и взвешивание мотивов становятся неосуществимыми — действие теряет характер сознательного, избирательного, т. е. волевого, акта.
В стойкой патологической форме это наблюдается тогда, когда патологические изменения в деятельности коры нарушают её контролирующие функции и приводят как бы к обнажению низших подкорковых центров. Повышенная импульсивность приводит к тому, что действие непроизвольно вырывается у субъекта. При таких условиях нарушена существенная для волевого акта возможность сознательного регулирования.
С другой стороны, резкие изменения динамики коры и патологическое её торможение, обусловленное повышенной истощаемостью самой коры или иногда являющееся производным результатом патологических изменений в подкорке, приводят к нарушению волевых функций, при котором говорят об абулии. [О неврологических предпосылках волевых расстройств см. А. Г. Иванов-Смоленский, Основные проблемы патофизиологии высшей нервной деятельности, 1933, стр. 513 и сл.] Больной Эскироля по выздоровлении так объяснял своё состояние: «Недостаток деятельности имел причиной то, что все мои ощущения были необыкновенно слабы, так что не могли оказывать никакого влияния на мою волю». [Т. А. Рибо, Воля в её нормальном и болезненном состоянии, СПб. 1894, стр. 55.] Другой больной писал тому же Эскиролю: «Существование моё неполно; отправления повседневной жизни сохраняются и совершаются по-прежнему, но каждому из них чего-то недостаёт: именно, они не сопровождаются обычным для них ощущением и не оставляют после себя того удовольствия, которое должно за ними следовать… Каждое из моих чувств, каждая часть меня самого как бы отделена от меня и не доставляет мне больше никакого ощущения». Бильо рассказывает об одной молодой итальянке, психически заболевшей после несчастной любви, у которой по выздоровлении явилась страшная апатия, полное равнодушие ко всему. «Она правильно обо всём рассуждает, но у неё недостаёт воли, она утратила способность желать и нисколько не интересуется тем, что с ней происходит, что она чувствует или делает… Она утверждает, что её состояние есть состояние человека, который ни жив, ни умер, вернее, который живёт во сне, для которого все предметы как бы закрыты облаком, все люди представляются движущимися тенями, а слова — доносящимися из какого-то отдалённого мира». В таком состоянии ни одно намерение не может обладать достаточной побудительной силой для действия.
Роль, которую играют в волевом акте опосредующие его мыслительные операции, выступает с особенной отчётливостью при апраксических расстройствах. Под апраксией разумеют (начиная с У. Липмана) такое расстройство действия, которое не обусловлено ни двигательным поражением членов, ни расстройством восприятия, а является центрально обусловленным поражением сложного волевого действия. Расстройство сложного волевого действия теснейшим образом связано с расстройством речи и мышления (как это показали особенно исследования Г. Хэда, А. Гельба и К. Гольдштейна и др.).