Таким образом, Блондель выдвигает как будто правильный тезис о роли трудовой производственной деятельности в формировании интеллекта. Но показательным для существа его «коллективной психологии» является то, что признание интеллекта, связанного с трудовой производственной деятельностью, находящегося в контакте с реальностью и дающего объективное ее познание, требует, по Блонделю, изъятия этой формы интеллекта из сферы социального воздействия. Пытаясь конкретизировать и обосновать это положение в историческом плане, он прибегает к следующим соображениям. История будто бы свидетельствует о том, что жизнь австралийских народов, например, проходит через две различные фазы: население то собирается вместе, и тогда оно совершает религиозные, культовые церемонии, то оно рассеивается и разбредается в разные стороны, занимаясь охотой, рыболовством и т. д. Блондель замечает, что, согласно концепции Дюркгейма, интеллектуальная, духовная деятельность племени или класса должна была бы достигать высшего своего уровня в первые фазы, когда люди собирались вместе и жили наиболее интенсивной социальной жизнью; в эти периоды должны были зародиться в недрах коллектива первые понятия, которые люди составили себе о себе самих и о природе,— первые зародыши науки. В противовес этому Блондель настаивает на том, что наиболее существенную роль в генезисе интеллекта играют периоды действенного контакта с реальностью, когда социальная жизнь как бы размыкается и индивидуум возвращается к своей изолированности.
Характерно, что если он вводит в генезис интеллекта действенный контакт с реальностью, то этот контакт с реальностью у него даже во временном отношении противопоставляется контакту с социальной средой — новое проявление порочности этой «социологической» концепции.
В связи с этими рассуждениями Блонделя Гальбвакс, защищая позиции Дюркгейма, вступил в поучительную полемику с Блонделем[19]. Он доказывает, что Блондель неправомерно суживает роль социальности: «никакой контакт индивида, отрезанного от общества, с природой не приносит научного познания». «Никакое научное познание невозможно вне общества». «Не существует ученого, который открыл бы что-нибудь существенное, не освоив предварительно значительную часть научных знаний, накопленных обществом.
Таким образом, не контакт с природой, а общество, в связи с новыми контактами, которые у его членов устанавливаются с природой, расширяет, ограничивает, коррелирует и преобразует свои понятия».
В этом споре Дюркгейма — Гальбвакса — Блонделя каждый выдвигает правильное положение, чтобы прикрыть им ложный тезис. Роль производственной деятельности и контакта с реальностью в генезисе познания бесспорна, но в корне ошибочно, будто, как считает Блондель, познание порождается выключенным из социальности изолированным индивидуумом, будто оно совершается вне общественного опосредствования. Несомненно, что контакт с природой, приводящий к научному познанию, опосредствован обществом и вне общества познание и развитие интеллектуальных функций невозможны, но в корне ошибочно, будто, как утверждают Дюркгейм и Гальбвакс, категории познания порождаются только общественным контактом, будто категории в своем содержании отражают первично лишь отношения между членами общества и затем переносятся на природу.
В основе безысходности этого лишенного принципиальной четкости спора с обеих сторон лежит ложная альтернатива: либо научное познание осуществляется на основе контакта индивидуума с реальностью, вне общества, либо оно осуществляется в результате общественного контакта, независимо от контакта с реальностью. И в том и в другом случае ошибочно предполагается, что контакт с природой и контакт с обществом внеположны. Весь этот спор снимается лишь осознанием того основного положения, что отношение к природе опосредствовано у человека его общественными отношениями к другим людям, а его общественные отношения к другим людям осуществляются через посредство его отношений к предметному миру природы.
В генетическом плане идеи французской социологической школы получили значительное отражение в работах Леви-Брюля о примитивной психике и Пиаже о мышлении ребенка.
В своем исследовании примитивного мышления Леви-Брюль[20] в основном исходил из концепции Дюркгейма, в которую он вносит, однако, некоторые изменения. У Дюркгейма Леви-Брюль заимствует прежде всего понятие «коллективных представлений», на которых он сосредоточивает все свое исследование примитивного мышления. Но в то время как Дюркгейм постулирует в качестве носителя коллективных представлений коллективного субъекта, сознание которого надстраивается над сознанием индивидуальных субъектов, Леви-Брюль отказывается от этой метафизической гипотезы. Коллективные представления у него — не представления коллективного субъекта, а представления индивида, установленные коллективом. Но так же как у Дюркгейма, и у Леви-Брюля «коллективные представления» — это идеология, содержание «общественного сознания». Поэтому связанный с отказом от метафизики коллективного субъекта перенос коллективных представлений в индивидуальное сознание означает по существу установление механического тождества между содержанием общественного и индивидуального сознания; оно означает сведение психологии к идеологии или идеологии к психологии. С другой стороны, к идеологии же, как и Дюркгейм, Леви-Брюль сводит и социальность. Он прямо заявляет: «Самые учреждения и нравы в основе своей являются не чем иным, как известным аспектом; или формой коллективных представлений».
Таким образом, тезис о социально-исторической обусловленности сознания у Леви-Брюля фактически означает сведение психологии к идеологии.
[19] M. Halbwachs. La psychologic collective d’apres C. Blondeh. «Revue philosophique de la France et de l’fetranger». 1929, № 5—6.
[20] L. Levy-Bruhl. Les fonctions mentales dans les sociStes inferieuresi. Paris, 1910; La mentalite primitive. Paris, 1922; L’ame primitive. Paris, 1927; Le Surnaturel et la Nature dans la mentalite primitive. La Mythologie primitive, Paris, 1927; на русском языке: «Первобытное мышление». М., 1930; «Сверхъестественное в первобытном мышлении». М., 1937.