Религиозную идеологию «примитивных» народов Леви-Брюль и избирает в качестве материала для своего исследования мышления, и именно потому, что он изучал мышление «примитивных» народов в идеологии, а не в операциях их реального мышления, связанного с их трудовой практикой, он пришел к тому выводу, что все мышление «примитивного» человека прелогично и мистично, непроницаемо для опыта и нечувствительно к противоречиям, то есть что у него, собственно, нет вообще подлинного мышления, сколько-нибудь адекватно отражающего объективную действительность.
Леви-Брюль не может не признать, что «примитивный» человек, мышление которого он характеризует как непроницаемое для опыта и нечувствительное к противоречиям, весьма способен, однако, избегать противоречия, когда этого требует действие. Он признает мимоходом и несомненное умение «первобытного» человека в своей трудовой деятельности очень искусно учесть на основе опыта причинные зависимости между явлениями. Но все эти проявления интеллекта в трудовой деятельности человека на ранних стадиях общественного и культурного развития Леви-Брюль сводит исключительно к чутью, к интуиции и навыкам, по существу, к инстинктам.
Отрицая интеллектуальный характер трудовых операций «примитивного» человека и не признавая у него наличия даже элементарных форм подлинного интеллекта, Леви-Брюль, по существу, выключает своего «примитивного» человека — даже как начальную стадию — из истории умственного развития человечества. Он превращает, таким образом, народы, находящиеся на ранних стадиях социально-исторического и культурного развития по отношению к передовым по своему общественному и культурному развитию народам, как бы в особую расу, пусть и объединяющую представителей различных национальностей. В этом заключается реакционная политическая сущность учения Леви-Брюля.
Выявляя качественные различия «примитивных форм сознания примитивного человека», под которым Леви-Брюль разумеет без всякой более точной исторической дифференциации представителей различных ранних общественных формаций, он превращает эти различия во внешнюю противоположность двух гетерогенных, друг другу противопоставляемых структур. При этом вовсе не учитывается то, что в процессе исторического развития более ранние формы сознания были и подготовительными стадиями в развитии последующих.
Дюркгейм так же, как и Леви-Брюль, признает, что «в ходе истории друг за другом следовали различные типы сознания (types de mentalite)». Но он возражает против того, что «Леви-Брюль, стремясь прежде всего к тому, чтобы дифференцировать это (примитивное.— С. Р.) сознание (mentalite) от нашего, доводит порой эти различия до прямой антитезы. Примитивное религиозное мышление, с одной стороны, современная научная мысль, с другой, противопоставляются, как если бы это были две противоположности: здесь неограниченное господство принципа тождества и верховенство опыта, там будто бы почти полное безразличие к экспериментальному доказательству (к опытным данным) и к противоречию. Мы же, наоборот, — пишет Дюркгейм — думаем, что эти две формы человеческого сознания, как бы ни были они различны, не только не происходят из двух разных источников, но произошли именно одна из другой и являются двумя моментами единой эволюции. Мы установили, что самые основные понятия человеческого разума, понятия времени, пространства, рода и вида, силы и причинности, личности, словом, все те понятия, которым философы дали наименование категорий и которые господствуют над всей логической жизнью, возникли в недрах религии. Наука заимствовала их у религии. Между этими двумя стадиями интеллектуальной жизни человечества нигде нет перерыва непрерывности». «Если, — продолжает Дюркгейм, — человеческое сознание изменялось со сменой времен и общественного строя, если оно развивалось, то при этом различные последовательные типы его проистекали один из другого. Наивысшие и наиболее поздние формы не противополагаются наиболее примитивным и низшим формам, а происходят из них».
Таким образом, в противоположность Леви-Брюлю, который фактически упразднял всякую преемственность в умственном развитии человечества, Дюркгейм отстаивал полную его непрерывность. Основной тезис о социальном происхождении научного мышления превращается у него в утверждение, что корни и истоки науки заключаются в религии. Религия для Дюркгейма — первичное социальное явление; научное мышление социально потому, что оно формируется в недрах религии и происходит из нее.
Подчеркивая, что идеологическое религиозное мышление ставит себе целью дать объяснение мира, Дюркгейм выдает теоретическое мышление, науку за прямое продолжение идеологического мышления религии.