Нельзя, однако, не заметить, что выражение теоретических позиций советской психологии через «принцип» единства сознания и деятельности представляло собой непосредственно скорее требование, чем его реализацию. Это положение все еще выражало отношение сознания и деятельности как внешнее соотношение двух обособленных членов (к тому же без определения характера их взаимоотношений, без указания на то, что первично, что из чего происходит). В этом сказывалась обусловленность внешней ситуацией, которая в ходе исторического развития науки их обособила, а не существо дела, которое при правильных исходных позициях не должно было приводить к их обособлению сперва и, значит, к необходимости затем внешне их соотносить.
На самом деле они внутренне взаимосвязаны. Основное позитивное содержание положения о единстве сознания и деятельности заключается в утверждении их взаимосвязи и взаимообусловленности: деятельность человека обусловливает формирование его сознания, его психических связей, процессов и свойств, а эти последние, осуществляя регуляцию человеческой деятельности, являются условием их адекватного выполнения.
Деятельность человека — это первично практическая деятельность. Лишь затем из нее выделяется теоретическая, вообще внутренняя умственная деятельность. Однако и практическая деятельность человека всегда заключает внутри себя психические компоненты, отражающие условия, в которых она совершается, и осуществляющие ее регуляцию. Переход от деятельности, осуществляемой во внешнем плане, к умственной деятельности, осуществляемой во внутреннем плане, имеет внутренним своим условием эволюцию психических компонентов практического действия — их растущую обобщенность, необходимую для выделения из практической деятельности — деятельности теоретической.
Этими общими положениями определяется отношение и к третьей попытке разрешения вопроса о соотношении психического сознания и деятельности. Центральным тезисом этой третьей попытки является положение, согласно которому психическая деятельность трактуется как результат «интериоризации» внешней материальной деятельности.
Концепцию психической деятельности как интериоризации внешней деятельности у нас в последнее время представляют как «линию» Выготского, хотя многообразная и содержательная психологическая концепция Выготского никак не может быть сведена к положению об интериоризации. Представление об интериоризации (у него — «вращивании») относилось Л. С. Выготским непосредственно к тому, что ему представлялось основным инструментом построения «высших» психических функций человека, — к понятию знака. Мыслительные процессы и вообще так называемые высшие процессы были для Л. С. Выготского процессами, отличающимися от процессов ассоциативных тем, что человек овладевает ими посредством знака[4].
На использовании, знаков как «орудий» интеллектуальной деятельности основывалось и понимание Выготским «культурного» развития, которое им противопоставлялось «натуральному». Поэтому основным вопросом для него был вопрос об интериоризации знака[5]. Характеризуя стадии развития, Л. С. Выготский выделял в качестве высшей стадию «вращивания»: «она характеризуется прежде всего тем, что внешняя операция уходит внутрь, становится внутренней операцией и в связи с этим претерпевает глубокие изменения»[6]. В качестве примера в плане общей психологии приводилась логическая память, «пользующаяся» внутренними соотношениями «в виде внутренних знаков»[7]. Таким образом выступает у Л. С. Выготского уход внешней операции внутрь.
[4] «Как показывают исследования, на которых мы не станем здесь останавливаться, все высшие психические функции объединяет тот общий признак, что они являются опосредственными процессами, то есть что они включают в свою структуру как центральную и основную часть всего процесса в целом употребление знака как основного средства направления и овладения психическими процессами» (Л. С. Выготский. Мышление и речь. М.— Л., 1934, стр. 110. В кн.: Л. С. Выготский. Избранные психологические исследования. М., 1956, стр. 155—156). Основное отличие всякой высшей формы интеллектуальной деятельности заключается, согласно Л. С. Выготскому, «в переходе от непосредственных интеллектуальных процессов к опосредованным с помощью знаков операциям» (курсив автора. — С. Р.) (там же, стр. 164). «Сигнификативная структура (связанная с активным употреблением знаков)» является, по Л. С. Выготскому, «общим законом построения высших форм поведения…» (там же).
[5] Выхода за пределы функциональной психологии, которую Выготский стремился преодолеть, он сам искал не в синтетической концепции деятельности, а в учении о структурном и системном строении сознания… Последнее заключалось в показе взаимосвязи и взаимозависимости между различными функциями и утверждении того, что на разных этапах разные функции становятся ведущими, придавая иной характер структуре сознания в целом. Это указание на межфункциональные связи стремилось исправить недостатки функциональной концепции, не выходя принципиально за ее пределы.
[6] Там же, стр. 138.
[7] Там же, стр. 139.