Более частным является вопрос, как именно осуществлять это наложение и слитие. В первые годы после павловской сессии двух академий в 1950 г. «наложение» психических явлений на физиолргические закономерности высшей нервной деятельности осуществлялось в ряде психологических работ чисто внешне — путем подведения под психологические факты, установленные исследованием, никак не вскрывавшим их физиологических «механизмов», тех или иных закономерностей высшей нервной деятельности, с которыми они чисто внешним образом соотносились. Такое «наложение» по существу не преодолевало и не продвигало вперед объяснения психических явлений.
С другой стороны, наметилась тенденция такого толкования наложения и слития, при котором подлежащие наложению и слитию психические явления рассматривались лишь как субъективные индикаторы единственно объективных физиологических процессов; наложение и слитие превращалось в подстановку вторых на место первых, которые в качестве психических явлений в конечном счете вовсе исключались из объективного содержания научного знания. (Так, по-видимому, понималось наложение и слитие А. Г. Ивановым-Смоленским.)
Преодоление дуализма приводило здесь к механицизму. И это уводило в сторону от реализации открывавшихся учением И. П. Павлова возможностей распространить материалистический монизм на эту важнейшую область научного знания.
Свое учение о высшей нервной деятельности, разработанное на животных, И. П. Павлов признал необходимым дополнить применительно к человеку мыслью о второй сигнальной системе действительности, взаимодействующей с первой и действующей по тем же физиологическим законам.
Введение в учение о высшей нервной деятельности второй сигнальной системы имеет очень существенное программное значение. Оно ставит перед учением о высшей нервной деятельности задачу физиологического объяснения сознания человека как продукта общественной жизни в его специфических особенностях.
Для второй сигнальной системы решающим является то„ что раздражителем в ней является слово — средство общения, носитель абстракции и обобщения, реальность мысли. Вместе с тем вторая сигнальная система, как и первая, — это не система внешних явлений, служащих раздражителями, а система рефлекторных связей в их физиологическом выражении; вторая сигнальная система — это не язык, не речь и не мышление, а принцип корковой деятельности, образующей физиологическую основу для их объяснения. Вторая сигнальная система — это не язык, не слово как таковое, как единица языка, а та система связей и реакций, которые образуются на слово как раздражитель. Конкретное фактическое содержание понятия о второй сигнальной системе заключается прежде всего в экспериментальном доказательстве того, что слово прочно «заземлено» во всей органической жизнедеятельности человека. Слово, произносимое человеком, имеет своим «базальным компонентом» речедвигательные кинестезии, условно-рефлекторно связанные со всей деятельностью коры. Слово — видимое и слышимое, воспринимаемое человеком — является для него реальным раздражителем, способным при некоторых условиях стать более сильным, чем раздражитель «перво-сигнальный». Этот факт, установленный исследованием, имеет фундаментальное значение для понимания всей психологии человека[15].
Однако понятие о второй сигнальной системе, введенное для объяснения особенностей высшей нервной деятельности человека, остается пока по преимуществу обозначением проблемы, которую надлежит разрешить. Для того, чтобы реально решить проблему, которую Павлов обозначил термином «вторая сигнальная система», заключающуюся в раскрытии физиологических основ или механизмов высших форм человеческого сознания, надо еще исследовать и исследовать.
Подводя итог тому, что сделано И. П. Павловым, можно сказать прежде всего, что Павлов впервые создал физиологию высшего отдела головного мозга. Для понимания психической деятельности это имеет решающее значение. До Павлова физиологическому анализу подвергалось лишь ощущение; допавловская физиология была физиологией органов чувств как периферических приборов — рецепторов. Для Павлова сама кора представляет собой грандиозный орган чувствительности, состоящий из центральных корковых концов анализаторов.
[15] Так, опыты К. М. Быкова и А. Т. Пшоника показали, что, если, например, прикладывать к руке тепловой раздражитель — нагретую пластинку и говорить испытуемому «холод», то, при упрочившейся системе соответствующих условных связей, сосудистые реакции испытуемого будут следовать за словесным раздражителем вопреки непосредственому раздражителю. См. К. М. Быков и А. Т. Пшоник. О природе условного рефлекса. «Физиологический журнал СССР», т. XXXV, № 5, 1949, стр. 509—523. См. также А. Т. Пшоник. Кора головного мозга и рецепторная функция организма. М., 1952.