Выразительное движение (или действие) не только выражает уже сформированное переживание, но и само, включаясь в него, формирует его; так же как, формулируя свою мысль, мы тем самым формируем её, мы формируем наше чувство, выражая его. Когда У. Джемс утверждал, что не страх порождает бегство, а бегство порождает панику и страх, не уныние вызывает унылую позу, а унылая поза (когда человек начинает волочить ноги, мина у него делается кислой и весь он как-то опускается) порождает у него уныние, ошибка Джемса заключалась только в том, что, переворачивая традиционную точку зрения, он также недиалектично взял лишь одну сторону. Но отмеченная им зависимость не менее реальна, чем та, которую обычно односторонне подчёркивает традиционная теория. Жизнь на каждом шагу учит тому, как, давая волю проявлениям своих чувств, мы этим их поддерживаем, как внешнее проявление чувства само воздействует на него. Таким образом, выразительное движение (или действие) и переживание взаимопроникают друг друга, образуя подлинное единство. Объяснение выразительных движений можно дать не на основе психофизического параллелизма, а лишь на основе психофизического единства. Выразительное движение, в котором внутреннее содержание раскрывается во вне, это не внешний лишь спутник или сопровождение, а компонент эмоций. Поэтому выразительные движения и выразительные действия создают — как это имеет место в игре актёра — образ действующего лица, раскрывая его внутреннее содержание во внешнем действии. В игре актёра подлинная сущность выразительного движения и выразительного действия выступает особенно отчётливо (и здесь его и нужно было бы изучать). Через выразительность своих движений и действий актёр не только зрителю раскрывает чувства, через них он сам входит в чувства своего героя и, действуя на сцене, начинает жить ими и их переживать.

Игорь Ильинский за чтением рассказа А. П. Чехова «Сапоги». Из фотоочерка В. Минкевича. Муркин в панике: «Семён, коридорный!». 2. Муркин беспомощно: «Я человек раненый». 3. Муркин свирепо, угрожая Блистанову: «Я из него бифштекс сделаю!» 4. Коридорный недоуменно: «Вечером, кажись, чистил и тут поставил»

Игорь Ильинский за чтением рассказа А. П. Чехова «Сапоги». Из фотоочерка В. Минкевича. 1. Муркин в панике: «Семён, коридорный!». 2. Муркин беспомощно: «Я человек раненый». 3. Муркин свирепо, угрожая Блистанову: «Я из него бифштекс сделаю!» 4. Коридорный недоуменно: «Вечером, кажись, чистил и тут поставил»

Как сами эмоции, или чувства, человека, так и выразительные движения, которыми они сопровождаются, согласно выставленному Ч. Дарвином положению, являются только пережитками или рудиментами прежде целесообразных инстинктивных движений. Не подлежит сомнению, что эмоции в прошлом генетически были связаны с инстинктами, и частично происхождение выразительных движений может быть объяснено на основании выставленного Дарвином принципа; однако это объяснение только частичное. Дарвин сам это сознавал, и потому он ввёл два дополнительных «начала». Согласно началу антитеза, некоторые выразительные движения могли возникнуть в силу контраста; жесты, противоположные тем, которые выражают известные чувства, начинают употребляться как выразительные движения противоположных чувств. Учитывая невозможность охватить таким образом всё многообразие явлений, Дарвин вводит третье «начало», согласно которому некоторые выразительные движения являются попросту явлениями разряда нервной системы. Но существо вопроса не в этом, а в том, что как бы сначала ни возникли выразительные движения и какова бы ни была первоначальная функция этих движений, они во всяком случае не просто рудиментарные образования, потому что они выполняют определённую актуальную функцию, а именно — функцию общения; они средство сообщения и воздействия, они — речь, лишённая слова, но исполненная экспрессии. Эта реальная функция выразительных движений в настоящем, конечно, не менее существенна для их понимания, чем гипотетическая функция их в прошлом. Исключительно тонко дифференцированная мимика человеческого лица никогда не достигла бы современного уровня выразительности, если бы в ней лишь откладывались и запечатлевались ставшие бесцельными движения. Но менее всего можно говорить о выразительных движениях, как о мёртвых рудиментах, не выполняющих никакой актуальной функции. Иногда едва уловимая улыбка, на мгновение осветившая лицо одного человека, может стать событием, способным определить всю личную жизнь другого человека, чуть заметно сдвинутые брови могут оказаться более эффективным средством для предотвращения какого-либо чреватого последствиями поступка, чем иные пространные рассуждения и сопряжённые с большой затратой сил меры воздействия.

Источники и литература

  • Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. 2-е изд. М., 1946.

Смотрите также