Самой острой, наиболее дискутируемой проблемой психологии творчества, в частности научного, является вопрос о том, в какой мере оно труд. Многочисленные свидетельства ряда больших учёных на основе их собственного опыта неоднократно подчёркивали внезапность, с которой часто находится решение какой-нибудь проблемы.

Так, один из замечательнейших математиков прошлого столетия, А. Пуанкаре, рассказывал, как крупнейшее своё открытие он сделал, входя в омнибус: в эту минуту его «осенила» мысль, внезапно принесшая разрешение задачи, над которой он прежде долго и безуспешно бился. Пуанкаре склонен поэтому приписывать центральную роль в научном творчестве интуиции, видению, внезапно озаряющему ум непроизвольному вдохновению.

Опираясь на подобные факты, разнообразные идеалистические «теории творчества» (Ф. В. Шеллинг, Н. Гартман, А. Бергсон, Э. Ле-Руа) стремились изобразить творческую деятельность учёного не как труд, а как «интуицию», своеобразное озарение, которое как дар даётся избранным помимо всякого труда и нисходит на них независимо от них, независимо от усилий их воли.

Сам по себе тот факт, что величайшие открытия иногда совершаются внезапно, не подлежит сомнению. Но подлинное объяснение этих фактов внезапного решения научной мыслью долго стоявших перед ней проблем заключается, конечно, не в том, в чём видят его идеалистические теории.

Прежде всего необходимо отметить, что эта внезапность решения задачи наблюдается и на вовсе не высоких уровнях интеллектуальной деятельности. Именно это обстоятельство побудило К. Бюлера выдвинуть так называемое «ага»-переживание, связанное с внезапно выступающим пониманием, как отличительную черту всякого мыслительного процесса. В. Келер отмечал такое же — с внезапным скачком — протекание процесса решения задачи обезьяной. Причины этого факта, очевидно, должны хотя бы отчасти носить довольно общий характер. Действительно, поскольку мыслительная деятельность совершается как решение определённой задачи, в этом процессе естественно и закономерно должна быть критическая точка: задача либо решена, либо не решена; именно наличие задачи и служит для выделения в мыслительном процессе критической точки, переход через которую представляет скачок.

Эта скачкообразность решения особенно бросается в глаза в некоторых задачах, в частности в задачах наглядно-действенного мышления, в которых решение достигается в пределах наглядной ситуации, не требуя раздобывания новых данных, а лишь иного соотнесения наличных, т. е. в тех случаях, когда решение задачи связано с переориентировкой, с тем, чтобы увидеть исходные данные в новом свете, в новом аспекте. В более сложных задачах эта переориентировка, раскрывающая новый аспект в исходных данных, является, однако, не столько средством, приводящим к разрешению задачи, сколько результатом решения, найденного иными средствами.

Далее, этот внезапный «интуитивный» характер творческой научной работы, направленной на разрешение задачи, часто выступает в тех задачах, где их гипотетическое решение очевиднее, чем пути или методы, к нему ведущие, когда результат, конечный пункт, к которому должна будет, по-видимому, прийти мысль, может быть предвосхищён, хотя пути, которые к нему могут привести, доказательно ещё не известны. Такие случаи в науке, как известно, бывают; достаточно в подтверждение привести теорему П. Ферма. К. Ф. Гаусс как-то даже заявил: «Мои результаты я имею уже давно, я только не знаю, как я к ним приду». Усмотрение такого результата представляется интуитивным актом. Оно в известном смысле и является таковым, поскольку его результат сначала выступает в виде некоей антиципации, предвосхищения итога мыслительной работы, которая ещё должна быть произведена. Там же, где имеется разработанная методика, «техника» мышления, там мыслительная деятельность учёного, идущего от одного результата к другому, представляется обычной систематической работой.

Наконец, бывает, несомненно, и так, что решение научной задачи, доказательное и обоснованное, достигается вдруг, внезапно, как будто без всяких усилий, в результате неожиданного просветления, после того как долгая, упорная работа мысли над этой проблемой не дала осязательных результатов. Однако в этих случаях по большей части истинное положение дела заключается не в том, что решение дал тот миг, или момент, когда внезапно оно представилось уму, а не предшествующая ему работа мысли; этот момент дал решение после длительной предшествующей работы мысли и в результате её. Счастливый миг, приносящий решение задачи, — это по большей части час жатвы тех плодов, которые взошли в результате всего предшествующего труда.

Г. Гельмгольц, в научном творчестве которого неоднократно имели место случаи счастливого «прозрения», так описывает свой творческий опыт:

«Так как я довольно часто попадал в неприятное положение, когда я должен был дожидаться благоприятных проблесков, осенений (Einfälle) мысли, то я накопил известный опыт в отношении того, когда и где они ко мне приходили, опыт, который, может быть, окажется полезным и другим. Они вкрадываются в круг мыслей часто совершенно незаметно, вначале не сознаёшь их значения. Иногда случайное обстоятельство помогает узнать, когда и при каких обстоятельствах они появились, потому что они обычно появляются, сам не знаешь откуда. В других случаях они неожиданно появляются без всякого напряжения — как вдохновение. Насколько могу судить, они никогда не появлялись, когда мозг был утомлён, и не у письменного стола. Я должен был сперва рассмотреть мою проблему со всех сторон так, чтобы все возможные усложнения и вариации я мог пробежать в уме, притом свободно, без записей. Довести до такого положения без большой работы большей частью невозможно. После того как вызванное этой работой утомление исчезло, должен был наступить час абсолютной физической свежести и спокойного, приятного самочувствия, прежде чем появлялись эти счастливые проблески. Часто — как об этом говорится в стихотворении И. Гёте — они появляются по утрам при пробуждении, как это отметил однажды К. Гаусс. Особенно охотно, однако, они являлись при постепенном подъёме на лесистые горы при солнечной погоде». [H. Helmholtz, Vorträge und Reden, Erinnerungen, Braunschweig, 1890.]

Из этих показаний Г. Гельмгольца явствует, что момент «внезапного» разрешения задачи, когда без усилий вдруг «осеняет» счастливая мысль, следует обычно за длительной «большой работой», без которой он был бы невозможен. В процессе этой предварительной работы проблема должна была быть рассмотрена со всех сторон, все трудности, в ней заключающиеся, осознаны. При этом необходимо было так овладеть проблемой, чтобы не нуждаться уже ни в каких записях, ни в каких материалах, не освоенных мыслью; работа мысли над задачей должна была настолько уже продвинуться, чтобы можно было легко, свободно «пробежать в уме» всевозможные усложнения и вариации проблемы. К тому времени, когда это достигнуто, часто наступает столь значительное утомление, что приходится работу оборвать. В таком случае ближайший момент полной физической и духовной свежести сразу приносит решение. Обрывистое, скачкообразное течение процесса обусловлено, таким образом, в данном случае тем, что наступающая вследствие напряжённой работы усталость отодвигает на какой-то последующий момент решение, получающееся в результате этой работы. Такое течение процесса бывает помимо того обусловлено и тем, что в ходе работы приходится прорабатывать одну частность (вариации, усложнение) за другой, поочерёдно углубляясь в каждую из них; для того чтобы сформулировать подготовленное этой работой решение, нужно несколько отойти, чтобы можно было окинуть единым взором целое. Нужно также учесть и то, что внезапно открывающееся решение это обычно в действительности не окончательное разрешение вопроса, а его антиципация — гипотеза, которая превращается в действительное доказательное решение в ходе последующей проверки и доказательства. Это большая и кропотливая работа, в ходе которой первоначальное решение не только проверяется и обосновывается, но и развивается, уточняется, изменяется. Но оно зародилось в момент, который, естественно, выделяется из всего предыдущего и последующего, будучи обычно насыщен большим эмоциональным напряжением; исследователь бывает склонен в своём воспоминании отнести к этому моменту и всё, что в действительности дала работа.

Наконец, и в теоретической работе учёного нельзя вовсе исключить роль случая, внезапного удачного сопоставления. И здесь нужно, однако, как и при изобретении, уметь его использовать; для этого тоже нужна большая предварительная работа.

В итоге вдохновение в научной работе, ведущей к большим открытиям, конечно, не только возможно, но часто и необходимо для того, чтобы создать что-нибудь действительно значительное; но оно не противостоит внешне труду, работе как независимый от неё дар; по большей части оно — итоговый момент особого подъёма, сосредоточения всех духовных и физических сил, в который — после некоторой паузы — подводится итог предварительной большой, упорной сосредоточенной работы. Творческая деятельность учёного — это творческий труд.

Источники и литература

  • Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. 2-е изд. М., 1946.

Смотрите также